ГОЛОС ЗЕМЛИ

О, друзья плача и ненависти, скажите, что значит этот ужас,
О котором говорят, что придет он с огненными мечами
На города мук, надежд и разрушений?
Что такое этот ужас, о друзья плача и ненависти?
— Это вечный голос Земли, призывающей к борьбе,
Голос, подобный медному звону колоколов смерти,
Голос Земли, переполненной местью и гневом, при¬зывающей к высшей борьбе.
Слушайте пахнущее смертью эхо ее спасительных слов:
— О, сыновья мои, паломники и скитальцы, изгнанные из городов и небес,
Слушайте Землю вашу, древнюю, плодоносную и овдовевшую,
Слушайте речи ее, напоенные мукой и кровью, плачем и ненавистью,
Отчаяньем и дрожью агонии...
Если хотите, чтоб древний ваш род не исчез,
Чтобы отечество не превратилось в руины,
Если хотите, чтоб дети Свободы рождались из чрева ее,
Чтобы реки мои, напоенные горем, не нянчили трупы,
Если хотите, чтоб звезды сияли и цветы по¬крывали холмы,
Если хотите, чтобы родники как мечты засверкали,
Если хотите, чтобы на тучных полях колосилась пшеница,
Если хотите, чтоб ваши поля как младенцев грудных я вскормила,
Если хотите, чтоб солнце всходило и зори сверкали,
Если хотите, чтобы долины мои не оплакивали мертвых,
Если хотите, чтобы колена рода сменяли одно другое и
на лице моем вдовьем можно было увидеть улыбку,
Если хотите мира над вашими кровлями,
Если хотите камни дорог моих кровью горячей своей не пятнать,
Если хотите, чтоб Месть отомстила за вас и на¬сытилась Ненависть,
Если хотите, чтоб властвовала Справедливость и был ваш город воздвигнут,
Если хотите, чтобы возродились Айкашен и Ар¬мавир, Тигранакерт и Арташат,
Если хотите, чтобы души ваши укрепились и ра¬зум прояснился,
Если хотите, чтобы угрызения совести не рыли вам могил,
Тогда, яростные, с оружием в руках, идите ко мне на помощь,

Руки простирая к могучим непокорным ветрам,
И, подставляя грудь всем опасностям,
Повторяйте призывы к Ненависти, пригодные для жестоких дней битвы,
Вселяющие надежду, победоносные и бесстрашные,
Повторяйте их напоколебимо и грозно,
Повторяйте всем и везде — потому что после ре¬шительных битв
Вселяющие ужас памятники Победы будут созданы вашими руками
Из костей моих врагов...
Гневом вашего духа сзывайте на помощь,
И армяне, мои сыновья, рассеянные по миру,
Пусть вновь обретут братство и воспламенятся
Призывом к мести, завещанной им отцами.
И пусть ваши руки будут подобны молниям,
А сердца и ум полнятся надеждой,
И пусть сверкают обнаженные мечи,
Так же, как искры, летящие из-под копыт ваших коней,
Пусть освещают факелы поля битв и вершины гор,
Придите на помощь моим сыновьям и спасите Землю надеждой.
И чтобы исполнились ваши души храбростью и тела наливались силой,
Чтобы ненавистью полнились сердца,
Чтобы стали тверды ваши шаги и крепла воля,

Чтобы мысль о гибели вашей Земли пронзала ваш мозг, как удар кинжала,
Чтобы ваши руки и грудь стали тверды как медь,
Посмотрите на толпы моих сыновей, преданных забвению, молящих о помощи,
На тела их; истерзанные зверствами,
На души их, уязвленные сиротством,
Отторжением от Родины и вечных горных вершин,
Посмотрите в глаза их, испуганные приближением смерти,
Услышьте их мольбы и крики, и слезные просьбы,
Когда с надеждой и вожделением глядят они на вас,
Вспомните обо всех страждущих, изгнанных,
На чужбине живущих сыновьях,
И о тех, кто окрылен надеждой и отчаяньем,
Обо всех, кто по праву братства ждет от вас помощи.
Умоляю вас, спешите, потому что рушатся жизни,
Все мы овдовеем, а вдовы умрут,
И новорожденные, под окровавленными пеленами
Не познавшие жизнь, глаза закроют.
И трепы в холщовых саванах еще и еще раз будут растерзаны и исколоты мечами...
И плодоносные поля и золотые утренние жатвы,
Вместе с садами и благоуханными лугами, станут пеплом,
Спешите, иначе все храмы и купола их превратятся в руины,

Крепости и валы, и старинные башни станут гру¬дой обломков,
Спешите, о бесстрашные сыновья дней отмщения,
К вашей священной Земле, спешите с открытой грудью, с острыми стрелами,
Подставляя свой щит ветру борьбы, а меч нацелив на своего врага.
Спешите свирепо, и бурно, и мстительно
К непокорным скалам, материнским скалам моим...
— И вот что еще хочу сказать вам, сомневающиеся мои сыновья,
На смену раскаленной и справедливой ненависти
Придет священная, божественная любовь к Жизни,
Придет, чтобы жить на безграничной материнской груди Земли...
Потому что только я знаю, какие, потоки крови
Текут во мраке земных глубин, как глубоко они про¬никают, как глубоко.
Только я знаю ужасающий, неотвязный, проника¬ющий в душу мою
Скрип полуоткрытых гробов...
Только я знаю, какими голосами молят о пощаде, кричат перед смертью,
Только я помню трепет тех, кто умолял солнце посветить еще хоть мгновенье,
Только я знаю отчаянье тех, кто любил друг друга,
Знаю стоны матери, потерявшей своих сыновей,

Только я помню страшный скрежет ломающихся костей,
И сводящее с ума падение отсеченных от тел голов,
Только я знаю, как медленно опускается топор палача на голову жертвы,
И только я помню о грудах костей тех,
Кто в глубине моего сердца уже столько времени, столько времени!
И они разрастались, стали густым лесом,
И земля нежданно услышала вести от героев...
«Но сейчас, вы, так упорно стремящиеся к моему телу и моей душе,
Вы, Верные, вы — паломники, вы, безупречные со¬племенники мои,
Вы, оплакивающие гибель моих сыновей,
Отдававшие кровь свою без сожаления,
Не знавшие позора отступничества,
К вам обращаюсь я!
Ободритесь, воспламенитесь надеждой, креститесь,
Потому что скоро Совесть приведет вас
От Ненависти к прекрасной, исполненной любви
Жизни, И в отблесках Зари сильные руки братьев ваши руки найдут...»

1902
Париж

КРЕСТНЫЙ ХОД ПОКАЯНИЯ

В вечер сопротивления и избиения мечами,
Когда божественная кровь героев
Восставала с измученного лона земли,
Как багровое солнце победы и надежды,
Пришли устрашенные, пришли побежденные, пришли одинокие,
Бежавшие из градов и весей в поля и горы,
Бежавшие к ядовитым рекам горькой чужбины...
Тысячи было их, тысячи, тыячи,
Тысячи потерявшихся, тысячи не решивших
Бежать или биться, и если бежать, то куда.
И вот потянулись они по дорогам агонии, пепла и плача,

Безумные, вместе с бесславно разбитыми — с теми, кто шел,
Власы раздирая и тщетно скликая без вести пропавших...

И ночью, и днем из Отчизны бежали они —
Кто долу пригнувшись под тяжестью тел своих близких,
Кто камень дорог попирая кровавой пятою —
И клочьями красной материи эти казались следы, —
Кто просто ползком — от набата сражений и света пожарищ...

Как буря степная, метались они по земле,
Как молнией, все на пути выжигало их бегство,
В том страшном походе из всех закоулков страны,
В том страшном исходе о помощи тщетно взывая,
Молитвой и стоном и взмахами рук на ветру,
И были, все вместе, слепых одичавшей ордою,
Во гневе, и в бешенстве, и с безнадежной отвагой
Решившей на скалы обрушиться — чтоб их крушить и крушить...

Но Некто, чей ум истязуем был их слепотою —
И кровоточила душа, и Призвание в сердце зажглось, —
Как башня, восстал на пути у постыдно бегущих и начал
Недрогнувшим голосом, твердо, как воля сама, призывать
Ослепших и пламенем взора внушать Упованье оглохшим, —

И бегство замедлилось, кончилось бегство, и сила проснулась в сердцах...

«Ступайте обратно, ступайте обратно, ступайте обратно!
На что уповая бежите? чьей жалости ищете или заботы?
Не дрогнут твердыни утесов, не сгинет жестокость земная —
И тщетно вы будете здесь караваном несчастья бродить,
И тщетно взывать и молить у врагов милосердья...

Просить — у врагов? у кровавых, кровь нашу несчетно проливших врагов?
Пить желчь их подачек в отравленной чаше измены?
От жажды застывшие губы к колодцам презренья начнем прижимать?
Их богу служить, что призвал их к расправе над нами?
И ваши восторги, и слезы, и кровь — все им в дар отдадим?
Поклонимся варварству, пред деспотией тирана склонимся?
И тем нашу душу спасем? или нашу Отчизну спасем?
Под солнцем каким? в чьей ночи? у каких берегов униженья?
Куда же, в позоре бесчестья, сегодня бежим и бредем—
На тропы какого несчастья, к вершинам какого зло¬действа?
Тела наши бегством объяты и рабской рукою при¬крыты глаза,
В ничтожестве нашем, — и небытие перед нами...
А там, позади, там, откуда бежим, там для нас и за нас
Сражаются братья — и гибнут под знаком На¬дежды, —
Свободы апостолы и знаменосцы священной борьбы,
Великие витязи, волей своею всесильны, войну не кончают вовеки...
Ступайте обратно, ступайте обратно, ступайте обратно!
Проснемся от слабости нашей, от ужаса нашего — ужас былой обратим
Во ужас врагам нашим, морю подобно, волна за волною падем,
Обрушимся, схватим за горло и в горло вопьемся зубами,
Горящие камни поднимем с постыдных дорог
И пламенем мести голодной на головы страха обрушим,
Да будет лишь вестником вечного воинства наш караван,
Сыны наши встанут, дома наши встанут за нашей спиною,
Да будет наш плач грозным кличем грядущих побед,
Да будет наш подвиг в борьбе нескончаемой новым векам благородным уроком,
Да будут те раны, что вспыхнут у нас на челе и в груди в дни борьбы,
Символами сопротивленья, свободы и праведной схватки...

Ступайте обратно, ступайте обратно, я истинно вам говорю, —
Не будет Отчизны другой, вы на свете нигде не найдете
Ни гор, равных этим, ни рощ, ни садов и полей, —
И каждый родник будет ядом поить на чужбине,
И каждая дверь перед вами закроется, каждая щель,
И звезды надежды погаснут, и ясное солнце погаснет,
И хлеб будет смолот из костной муки наших братьев,
И память о предках священная будет бесславно забыта,
И тяжким железом обрушатся плуги чужбины на наши главы—
И всех нас задавят, раздавят, сомнут, уничтожат...»
Умолк благородный — и, вместе с собратьями, смело стремится вперед.
И, пав на колени, покаялись те, кто в постыдное бегство стремился.
«Прости нас, прости нас, прости нам грехи наши, Матерь-Земля.
Прости, что грешили, тебя, твою боль и борьбу за тебя забывая.
Прими нас назад, ибо нашим телам, нашим душам и нашим сердцам
Апостолы истины прежнюю мощь и решимость вернули.
Отчаянье умерло и, пред кончиной, надежду оно породило.
Прими нас назад, мы теперь понимаем, что наше спа¬сенье — лишь только в спасенье твоем...»

И весь караван повернул и на камни Отчизны вступил,
Слезами любви, покаянья и новой решимости путь устилая.

АХПЮР СЕРОБ ВАРДАНЯН

О ты, великан цареподобный, воинственный и могучий,
Прости меня за то, что к тебе обращаюсь, как к брату,
И огнедышащей лирой мученика и возлюбленного в этот вечер
О тебе твоим обожателям я песнь свою пою.
Хотя мне не хватает дыхания, чтобы пропеть славу твоей победы,
Хотя мой скромный разум никогда не поднимется до вершин твоего имени,
Хотя душа моя недостойна постичь душу героя,
Хотя моя мысль скудна, а слог мой прост,
Хотя не освящена еще тебе посвященная ризница,
и ладан, курившийся в твою честь, пока еще чужой,
Ибо я жалкий плакальщик над пеплом и судьбой Отчизны своей,
Хотя я не был с тобой в твоих походах смелых, ибо рабская суета сковала мои дни,
Ибо в ратных делах твоей борьбы не смогли бы выдержать ни руки мои, ни грудь,
Ибо в мыслях моих не родилась до сих пор ни одна искра бунта.

Прости меня, брата твоего, который в этот вечер поклоняется тебе,
Цепляется, как безумный, за могучую тень твою, что шагает от горизонта и до горизонта.
И пусть я опьянею от твоего героического дыхания,
И пусть я изменюсь от идей твоих, и дел твоих свершенных,
И от крылатого имени твоего, словно тростник, я буду дрожать,
И пусть я омоюсь верой твоей и следовать буду твоим приказам,
Потому что твой образ с грустной кротостью глаз,
Вместе с мечтами твоими и боевыми картинами твоих побед
Способны воспламенить кровь мою, исправить заблудшего,
Сделать мои руки и грудь железными...
Все эти годы ты был устрашением для орд варварских.
Ты — меч справедливости, подобно молнии сверкающий...
Под взглядом твоим орды преступников отступали и становились на колени.
Ты солнцем Родины был для всех несчастных.
Ты был пророком воли и надежды, чью душу увидев,
Весь Сасун, Муш, Багеш причащались к вере твоей...
Ты защитником был всемогущим сиротского народа,

И символом мира ты был для городов и сел армянских,
И заступником был безвинно осужденных жизней.
Ты полем благодатным был и плодоносным зо¬лотистым садом,
И светлым родником, над которым мы с трепетом головы свои склоняем,
Чтобы увидеть утреннюю зарю наших грядущих дней...
Ты был одним из краеугольных камней того дворца свободы,
На который множество счастливых и победонос¬ных рук,
Трудясь неустанно, поднимут мраморные плиты надежды...
И однажды утром далекие черноволосые, грустные наши сестры в память твоего сладкого имени
Тебя с благоговением и святостью назовут Родником.
И почтенные старцы со слезами на глазах во имя славы
И жизни твоей во время молебнов поклоняются тебе.
И, наконец, ты, о бесстрашный, в жизни всего народа
Напряжением воли своей рассеял все бедствия и мир возвратил родному очагу.
Вместе с тобой шли в бой, и с тобой погибли сорок твоих отменных бойцов,
Чьи души горели от слов твоих,

Чьи души были зажжены искрой твоей незабвенной души.
Они были чудесными священниками твоей религии освобождения,
И в каждом жило обаяние твоей неукротимой души.
Сорок твоих молодцов, опьяненные твоими идеалами, сильные твоей мощью,
В решающее утро, в утро восстания в неистовстве борьбы смогли
Свою арийскую кровь смешать с кровью неверных врагов.
И жива была твоя божественная и смиренная Сосе,
Чьи обнаженные плечи носили твою винтовку и меч.
Когда ранен ты был, или когда тяжелая одолевала дума,
Твою царственную и непокорную голову она баюкала на своей
Томящейся и любвеобильной груди.
...И были братья твои, и дети твои:
И в первых рядах боевых они устремлялись в бой,
И кровь раскаленная их, что кровью Варданянов была, они пролили
За свой народ, за святую свободу пред взором твоим...
Но скажу я тебе, о брат, о герой, о Ахпюр,
И пусть твои святые мощи на ложе цветущего поля освятятся,
И пусть твой лоб просветлеет новой надеждой,
И пусть твои месть и гнев усмирятся
Ибо твой свирепый палач в памятный день
Славы и торжества твоих воинов
Справедливой рукой безжалостно обезглавлен.

После... после поднялись новые герои, они сражались и погибли
На Голгофе твоей, в твоих горах, Защищая твой род беззащитный,
И вновь поднялись молодые, безутешные от твоей гибели,
И были они яростны и мужественны, и были они
Преисполнены любовью к земле, и любовью к свободе...

Но я не знаю, где увековечится во всем величье
Тело твое, отсеченное от солнцеподобной головы, —
Под мстительной звездой, злобной или братской?
Однако имя твое, легендарное имя твое, о Сероб,
Взойдет, воцарится, подобно прохладной и ясной заре,
На тоске наших душ и во всех уголках Родины нашей,
Как необъяснимое и ниспосланное богом, непокорное имя Надежды...

1904
Лейзен

ХРИМЯН АЙРИК

(Перевод Р. Ангаладяна)

И от кровавых подножий до вершин Арарата
Его возмущенный, громоподобный голос сегодня звучит по-иному.
А вчера ты, божественный и святой Старец,
На твоем далеком и желанном балконе патриаршего дворца
Над ордами врагов потрясал руками.
И пусть благословенны будут сегодняшние восставшие факелы!
Наши глаза, полны любовью и беззаветной преданностью,
К тебе обращаются вновь, вновь молятся на тебя,
Вставай, святейший, вставай, о приветливый Айрик,
И нас обнадеживай словом своим, - мы ждем
весомых слов твоих евангельских.
Бушуй пред нашими глазами, опьяни нас вновь,
Всели в нас веру,
Ибо после стольких кровопролитных битв
Наши мысли, взгляды и уставшие души - души твоих сыновей,
На камнях священных дорог восстания
Уловить хотели биенье твоих шагов и посоха золотого звучание.
Но ты не пришел, Айрик, не согнулся, как прежде,
Под неописуемыми бедствиями Родины нашей,
Не поклонился разрушенным городам, полям испепеленным,
Поселкам, где груды трупов невинных, -
Не явился, не обезумел от моря нашей крови.
Не пришел и не бился рядом с верными мечами родных сыновей
Твой благословенный, справедливый меч Васпуракана...
Ты не был с нами, и не вел ты нас ни к поражению, ни к победе,
И построить не смог ты воздушные замки свободы,
Ведь они лишь руками твоими могли быть построены,
Как та идея, та мысль, тот огонь, зажженный однажды кровью твоих сыновей,
Что излучали твои глаза, озаренные твоим свободолюбивым порывом.
И только в дни резни, в дни, полные невзгод и разрушений,
Пред скорбной ризой храма ты, как побежденный, стоял на коленях,
А гордый твой лоб, благородный и светлый,
Пред хачкарами от боли невыносимой был воспален,
И на милость Христа, увы, уповал бессмысленно ты...
Но ризницы и купола увековечили свою каменную темноту,
И тишина, словно железный дождь, пролилась на твои благородные плечи,
И твой Бог победы и мужества,
Неоспоримо, с горечью улыбался, видя твои слезы побежденного.
И боль, что спасет твою нацию, вместо того, чтобы возбудить тебя к бунту,
Сломила, опустив на колени, заставила молиться, заставила просить и плакать,
А ведь стоило выйти в открытый бой.
В твоих руках Повелителя посох обязан был сиять,
А на ногах жемчужные сандалии,
И весь ты овеянный славным величием, в шлеме серебряном,
И волшебным словом твоим, и голосом мощным, и блеском глаз
Все сыновья твои за дружиной дружина, сильные и строгие,
Явились бы и встали под твоими святыми дланями.
Речь твоя, благословение, твой первый шаг был бы достаточен,
Чтобы меч сыновей сиял,
И чтоб мы двинулись,
А враги ужаснулись, чтобы торжествовала наша Победа,
А ты бы стал учителем наших идей, зачинателем этой борьбы...
Но сегодня пришли новые враги,
Пришли - разорить, уничтожить, испепелить богом ниспосланные
Вековые устои твоего Народа,
И ты, о слава тебе, ради любви к роду своему,
Чтобы идти вперед, желаешь жертвовать собой, -
Восстань, и в ярости и гневе прокляни их
И клятву святую прочти, чтоб смерти навстречу идти свободно и гордо...
Борись, о свободная и мужественная скала мучений и борьбы,
Ведь пропитаны дворы твоих храмов
Кровью твоих сыновей, мучеников, богатырей...
Ведь сердца дали обет и руки поднялись в гневе,
Вот ненависть идет рука об руку со святой любовью.
Восстань! о знаменосец мысли и свободы,
Вставай, ибо мы с тобой, Айрик, с тобой, Святейший.
Смотри, твои разбросанные судьбой сыновья из голосов погибели восстали,
Все к новым Шаваршанам шагают спасительным,
И море Бзнунянц, хранящий бурю в волнах,
Твой лик отразить желает...
Вставай вместе с нами, вставай властно, о героический Айрик,
И старый меч, и крест свой заветный
Подними в одной руке и преподнеси Господу,
И с горечью спроси Его, когда же бросить жребий,
И я знаю, что Огненный Бог из глубин рассвета прокричит...
- Орел, старинный меч вновь обнажи сегодня...
И от кровавых подножий до вершин Арарата
Его гневный, громоподобный голос вечно должен звучать.

1904
Париж

КАВКАЗ
(Подарок кавказским армянам, моим товарищам)

(Перевод С. Скверского)

Это ли не золотой век?! -
Век, разбивающий гневно тяжелые цепи рабства,
Век столкновения лбов в смертельном ударе и век триумфа веры!
Век, сокрушивший стальные несокрушимые деспотизма законы,
Век, справедливо проливший столько вражеской крови
И сложивший такую гору вражеских трупов
Перед жаждущими мести глазами нашими...
Кавказ, ты победно пронес высшее откровение
В пламени рук своих, горящих природною мощью Народа,
В мыслях своих, разлившихся солнцем отчаянной Победы,
В крови своей, пылающей желанным восстанием...
В единый вечер руки твои сорвали с небес Звезды свободы,
Чтобы отнять у враждебного злобного неба
Немного света, немного жизни, немного любви и немного мечты
Для твоего поколения смутного,
Для страждущих братьев, воззвавших к тебе...
О, слава тебе и слава гордости гор твоих, согреваемых молниями.
Из несокрушимой, вечной скалы рождены
Огнеглазые, черноволосые твои сыновья.
Полночные страшные шквалы лесов твоих
В сердца бойцов вливали могучую силу,
И долины твои под ногами героев зеленели дорогой Надежды,
И души их бурей твоей протрубили спасения час.
В глубинах твоих, под сердцем твоим, под солнцем твоим родилась
Храбрейшая часть моей Нации древней.
Именно там озарением вспыхнуло наше чело посреди темноты;
Именно там засверкал справедливейший Меч борьбы;
Именно там Народ потребовал прав своих собственными кулаками -
Именно там, - не плача, не преклоняя колен, не склонив головы,
Именно там с гордостью принял всю тяжесть борьбы и отчаянно дрался;
Именно там он возжег факел свободы и справедливости
Перед всеми народами запада;
Именно там проклятье свое он с отвращением выхаркнул
Под ноги венценосцам;
Именно там, наконец, тирания поджала пристыжено хвост.
И отныне - мрамор на мрамор твоих поколений -
Обелиски Славы твоей вырастут именно там...
Ударь, Кавказ! Глаза разоренной Отчизны глядят на тебя,
И видит Армения, что злоба твоих врагов - ее врагов порожденье.
Скорбный пепел ее могил и ветер ее пожарищ
Летят по дорогам твоим, одевая их в траур,
И кровь ее подступает к порогу братского твоего очага.
И дрожит израненная ее рука, ища твою крепкую руку...
Да, сегодня все тот же враг перед ней, он все так же мечтает
Нас разбить и отпраздновать гибель нашего Рода.
Но сегодня взирает он с ужасом на эту тяжелую руку твою -
Руку защитника.
Что ж, ударь его, Кавказ, хотя может ли эта мразь
Быть достойной рыцарского удара?
Ударь, хотя священный твой Меч
Осквернит ядовитая гнусная кровь этого стада гиен;
Ударь, хотя герою только с героями должно бороться.
Ударь, чтоб разбить эту жалкую Судьбу, породившую зло.
Ударь, потому что каждая Надежда надеется на тебя
И каждое будущее тебя умоляет:
Ударь, потому что каждая Свобода и каждое Солнце
От искр ударов твоих жажду г родиться.
Да будет равна твоя ненависть нетленной твоей любви.
Ударь, ударь! И начнут голубеть небеса. И зори грянут.
Ударь! И гром удара, несущею освобождение от Масиса и до Тавроса,
Раскатится в самых глубинах Родины.

1905
Женева

ОНИ

(Перевод С. Скверского)

Ваши стальные руки праведной кары,
Бешеное продолженье гневом горящих сердец,
Мощным ударом воткнули в землю, как знамя,
Заговор и Террор...
Как мне хотя бы приблизиться к вашему Ужасу,
Как мне воспеть, протрубить вам победно, восславить
Вас, самовластные высшие судьи кровавых тиранов?
Я даже не знаю темных имен ваших Кошмаров и Страхов,
Ибо победный ваш путь по дороге Господства Правды
Так сокрушителен, быстр, так ослепителен,
Словно мгновенные молний удары, что испепеляют дремучие чащи лесов...
В самом начале наших страданий и нашей борьбы
Вы, только вы стали крепостью против врагов, пробивавших наши ряды
В городах деспотизма, на площадях,
Где из наших растерзанных трупов лилась такая горячая кровь...
Именно там вы закалялись, мужали...
Там прозвучали ваши шаги, взывавшие к Мести,
Ваши мечи истребляли изменников, братоубийц...
И, не выдержав молниеносных атак,
Толпы мерзавцев валились вам в ноги, моля о пощаде...
Вот и вчера гранаты героя в прах превратили варварский табор убийц,
В сворах, от страха сошедших с ума, взрываясь, как на землю упавшие солнца...
Яркие факелы в ваших руках - свет справедливого кровопролитья,
Рвали любые запоры и двери темных преступных душ,
Будто Совесть, чей всепроникающий взгляд - Смерть...
Вы - закон, удушающий зло геноцида,
И любое сочувствие и беспокойство, каждая боль и каждая месть
На весах ваших взвешивались и делились, как хлеб, служа Справедливости...
Вы не имели соратников, пылких трибунов;
Ваша простертая к солнцу душа, ваше "я"
Превыше всех мыслимых сил - это "я" высшего человека...
Ваше решенье - безжалостный приговор любому решенью;
Худо тому, кого красной смертной печатью он заклеймит...
Знают враги, что ваш голос, внушающий ужас,
Есть справедливости голос, голос Свободы, голос сурового Бога,
Знают, что беспощадный ваш меч - это меч неизбежной судьбы...
Видят, что ваши кинжалы снова блестят в поисках шей повинных...
Видят, как подбородки предателей лязгают под кулаками...
Видят, как меткий свинец от тела к телу и от мозга к мозгу несется...
Видят, как из сердец и затылков, радуя наши глаза, хлещет поганая кровь,
В мутном потоке топя венценосцев, жадных до нашей крови...
Видят, как кости дробятся, летят позвонки,
Головы, что замышляли искоренить наше Племя,
В месиво превращены медью литых каблуков...
Видят, как по площадям, из города в город, от одного горизонта к другому
Каждый внезапный приход ваш, гнев и волненье, что поднято им, за собой оставляют
Трупы изменников подлых, могилы вассалов
И превращают в камни всех людоедов...
Но смертью все еще нужно греметь, смертью кипеть, смерть еще нужно сеять
В злобных дворцах ненависти и бесчестья,
Тяжесть которых душу и тело Народа нашего придавила, словно фундамент,
Стены которых построены на наших костях и крови...
Реки наших обильных и бесполезных слез наполняют
Чаши преступности подлых врагов,
Переходящие из одних грязных рук в другие,
И, словно кровь, опьяняют тиранов...
Пусть прорастает смерть в тех местах, куда не доходят рабские наши мольбы,
Искрами ваших мечей охлаждая убийц, порождая в них ужас и скрежет зубовный...
Смерть венценосцам, уже полумертвым от страха!
Деспоты бесноватые, чьи губы в нашей крови,
В страхе дрожат - к ним ворвался ваш голос, ваш гнев, ваша ярость, ваше великое негодованье...
Их троны, гробам подобные,
сдвинулись и зашатались от взрывов
Вашего динамита, ваших победных гранат...
Каждый приход ваш - для них извещенье о смерти,
Весть о пробитых сердцах, о черепах раскроенных...
Их скелетоподобные руки уже содрогаются трепетом смерти...
В их кошмарных панических снах каждую ночь громыхают ваши стальные шаги...
И вот, вековые двери с петель срываются и рассыпаются в прах,
И вот, с треском все ставни от страха захлопываются перед неотвратимой опасностью,
Все надежды на помощь стремглав разлетаются, и в темноте
Смерть когтями хватает их души...
Так вставайте, вставайте, вставайте опять и опять, сыновья Армении, Освободители, Богатыри!
Пусть на воздух взлетят, испарятся и испепелятся
Эти кровоточащие преступленьем дворцы палачей!

1905
Женева

МОНОЛОГ

(Перевод В. Топорова)

Долго глаголел воспрявший в ночи одиночества Призрак.
Голос дрожал, сердце полнилось мукой любви, ноги в пепел вступали, и чаянья были прекрасны;
Пламенем плакал дух Племени, ибо таков он и был, -
Жертва страданий - и гений, рожденный великою жертвой страданья...
"Правды взыскуя, возмездья взыскуя и слов для возмездья взыскуя,
Вечно один, времена и места истязания я обошел -
Грады сожженные, кровью своей изошедшие грады...
Не было звука, ни отзвука. Смерть меня опережала повсюду.
Мертвые грады пустынны, как горы... Под камнем тела, под землей - родники,
Пастбища политы кровью и нивы черны, как погосты,
Вопли сиротские, вдовые плачи, отчаяньем мечены лица
Тех, кто меча и огня избежав, видит камни прибрежные в брызгах дитячьего мозга...
Воли достало на то, чтобы только прижаться челом, закосневшим в мученье, к крестам деревянным...
Трупы и трупы под пеплом и головы трупов из пепла.
Трупы на тропах лесных и под хрупким зерцалом воды, под пятой у смятенного путника - трупы...
В камерах тюрем одни мертвецы, на тюремном дворе, у стены городской мертвецы…
Руки, в последнем усилье простертые к небу и солнцу.
Руки, к Творцу устремленные манием веры в мгновенье конца.
Те, что остались в живых, не могли с мертвецами своими Отчизну свою не оплакать...
О, бесконечность убийства, которую не исчерпать,
Кровь разгоняя по жилам, - но кровь же повсюду вдыхая.
Ноги идут деревянно по красной от крови земле.
В схватках Природа, как сука, одни только трупы рожает.
Звезд не видать - это встал в поднебесье кровавой испарины ком.
Путник, куда ты? Ты странствуешь десятилетье...
Где же твой меч? где твой плащ? где сквозь ужас насквозь продирающий темень фонарь?
Я заблудился - иль умер? Как знать! Недостоин - иль не удостоен?
Что за морщина мое исказила чело?
Совесть ли это, из мрака забвенья исторгнута, или само деспотичное время?
Где маяки, по которым, к которым, пьянея от близости света, я шел?
Кто погасил их? Когда?.. - Всё горят они, только не видишь.
Там же, где были, горят - и, пусть их и не видишь, иди. -
Так мне сказали, так мне подсказали... Куда же?
На голос Евфрата?
К Ванскому морю?.. Сказали мне: за Арарат…
Ненависть, ненависть, вот чем фонарь огневеет!
Будет борьба, будет жизнь, умирая, пойдем убивать.
Слышишь трубу? Сердце слева - и страх в нем, а трубы победные - справа!
Саваны скинем, в которых с тех казней влачили не-жизнь.
Влагой из туч смоем с век и надбровий кровавую корку.
Встанем все вместе, всем племенем - временем разделены.
Тени бойцов, тени жертв, ах, какую мы битву затеем!
Все поколения, все убиенные всюду и врозь,
Сразу и все мы восстанем возмездьем - не нам, мертвецам,ослабеть в состраданье…
Слава героям грядущим, родящимся в пепле посмертных простынь!
Десятилетних страданий, как море великое, кровь набежала.
Прах, ставший копотью, копоть - бесчестьем, сегодня стираем с лица.
Зори алеют цветами - венки да покроют чело возмужавших к сраженью!
С Севера, с Юга, с Востока и с Запада грянут,
Отчизна, твои сыновья.
Гряньте ж! грядите ж! Глядите ж, грядет Справедливость!..
Кто вы, и где вы, и слышно ль меня в эту ночь? Стыд вызвал слезы, те - ненависть, ненависть - жажду отмщенья.
Где ты, куда ты, сородич, соратник, собрат,
Скачешь? - Там битва? - Тогда подожди - я с тобою!"

ПРИЗЫВ К НЕНАВИСТИ

(Перевод В. Топорова)

Горько стенал одинокий, свой меч и чело, и сиротство к земле преклоняя.
Горько стенал над судьбою борьбы и страданий раздвоенных наших земель.
По-великански огромен, один, в исполинских оружьях, шел прочь он -
Тяжко гремели шаги, голос варварски грозен, сладки, как молитва, слова...
"Встань от земли! струи слез твоих, ужас и стоны
Миру явив, мой премудрый, Отчизною посланный брат.
Стань предо мной, дабы раны души твоей разбередил я отеческой мыслью...
Вижу тебя я в ночи голубой, я тебя по стенаньям признал,
Вижу я: скалы страданий и скалы борьбы в твоем разуме Время воздвигло.
Слезы с очей отряхни, пепел - с ног, потускнелую леность - с меча.
Первым гряди, дабы кровью Отчизны уста увлажнили мы, лоб твой целуя.
Нашим ты станешь тогда, мы - твоими, и нашими общими - знамя и наша дорога...
И своей песнью и плачем своим повторишь причитания бури Отчизны над прахом Отчизны.
Спой нам о них и - за них - за юдоли скорбей, за сожженные грады, за племя, подвластное казням...
Спой нам призыв к Единенью и вызов багряный на Бой.
Ненависть песней внуши - нашей немощной мести, без места потерянной мощи.
Тех поддержи, кто пошел, тех ободри, кто в мраке кромешном еще не решился пойти...
Спой даже тем, кто разбит и унижен, и тем, кто убит, и тому, кто еще не родился,
И заклейми беспощадно предателей, если доселе еще с них свое не взыскала судьба...
В глуби земной ты очнулся, пришедший сюда, и душа твоя памятью пахнет и прошлым.
О, я читаю во взоре твоем истребления тысяч и тысяч виденья -
И тени безумия, что ожидает свидетеля неумолимой резни...
Их не забудь, мертвецов и замученных хохот звучит завещаньем!
Их не забудь, трупы, вбитые в землю у дома родного, - без савана, гроба, могилы...
Их не забудь, созывая на бой всех, в душе у кого не раскрыла надежда еще белопенные крылья.
Их не забудь, разжигая то пламя, в котором, омывшись, как солнце, сиять будет племя,
Их не забудь, устрашая врага в наших взорах очнувшейся ясностью цели...
Их не забудь, когда выйдешь на бой, и к тебе прикоснутся лобзанием Славы уста..."
Грозный, огромный, он, статуям древности вровень,
Вырос - и счастье росою ему застилало глаза,
И на устах расцветала улыбка, и вещая Мысль трепетала,
И говорил на рассвете разбавленной розовой крови, к святым обращаясь гробам:
"Мертвые, встаньте, убитые, встаньте, разбитые в битве, восстаньте!
Мертвое место, политое кровью, покрытое пеплом, Отчизна, восстань!
Вскинься, Надежда, прервись, Ожиданье, настань, наконец, о Возмездье!
Вы, беглецы, слабовольные трусы, изгнанники, тоже услышьте меня!
Вам моя речь, мой призыв, моя проповедь в муках рожденной Свободы.
Вам, затененные горы, глухие холмы, долы праха и тропы бесчестья, -
Вам - и тебе, о История, - подлинной будь или лживой, позорной иль славной.
Грустно-печальное прошлое, память могилоподобная, славное Племя -
Грозно звучат и всечасно Возмездия колокола...
Встаньте, воспряньте, ударьте, исполнясь Надеждою или Отчаяньем - молот его тяжелее…
Силой стенаний порушим убийственных судеб строенья длиной в семь столетий.
Те попрошайки, что клянчили волю, издохли - встает череда непокорных.
Выросло племя настолько жестокое, что палачи содрогнутся,
Враг на коленях запросит пощады... И вы, мудрецы, не таите
Ваших скрижалей - вам надобны мысли, советы, наказы.
Щедрой рукой сейте зерна отваги, геройства, порыва к свободе.
Мистик-монах, ты сгодишься, отбей только крылья кресту и держи его прямо, как пику,
Наперевес - против войска врагов, против господа лживого, что повелел покориться...
Время, несчастный народ нескончаемых бедствий и невыносимых страданий,
Выйти всем вместе из наших домов, в каждом граде и в каждой деревне,
Всех зодиаков приверженцы, - время нам выйти на битву, -
Ибо довольно уже испытаний, довольно уже попустительств, -
Нашу дворянскую кровь враг наш адовой чашей все хлещет и хлещет.
Мы зажимаем уста - но ведь взрежут в мгновенье их вражьи кинжалы.
Рабство мы терпим, стоим на коленях и молимся - тщетны молитвы.
Хватит железному карканью быть воронья чернокрылого над городами Отчизны.
Хватит грудь грифам свою подставлять - пусть других поклюют иль друг друга...
Пусть наша нива тучнеет и сад расцветает, политые вражеской кровью.
Пусть искорчеванным лесом тела их полягут, дождями омыты до кости.
Знаю, призыв мой невнятен и Ненависть в нем черезмерна,
Но семь веков ждет отмщения, ждет воздаянья Отчизна,
Реки бурлят, непокорны, не в силах терпеть униженье, кровавою пеной;
Запах пожара и пепла взывает к отмщенью в долинах,
Рыцарской силы пожатье в простертой руке Арарата,
Голос проклятья беззвучно витает над градами наших развалин...
Я умираю и я проклинаю, сражаться хочу я и жить беспредельно хочу".

ИЗ ЖИЗНИ СИРОТ

(Перевод В. Топорова)

Для героя самая красивая жизнь,-
борясь, рваться к смерти.
Фридрих Ницше

Страшное прошлое встало из пепла, очнулось в юдоли развалин.
Лезвия грудь истерзали Отчизне, и кровью сынов захлебнулась.
У человечества - явлено вам в одночасье - когтистая хватка.
Алый цвет солнца и жизни для вас обернулся кровавым...
Дети увидели мир: не в цветах, не в улыбках, не в белом уборе.
В черном уборе страданья и горя, в бессильной мольбе о пощаде,
В корчах и воплях, в слезах и харкотине, в клочьях волос искорненных,
В криках и хрипах последних, в разрубленных шей шевеленье,
Мир покатился шарами голов отсеченных в невинные детские очи...
Словно рубили дрова, так дробили тела топорами - вы слышали это,
Ночью, и рядом, и градом - удары, и это губили родных...
Ветер был вспорхами праха, был призрачной повестью с места сожженья.
Плоть стала прахом, прах - ветром, а вы, ничего не поняв, все запомнив, - сосудами страхов ночных...
Может быть, семя возмездья тогда зачало в ваших душах.
Вы, в колыбели еще, воздевая лилейные руки, вонзались перстами
В алые розы, взращенные саблею из материнского млека,
И погремушка безмолвья, удушье напева, безгубый оскал поцелуя,
Может быть, каплями крови глаза вам обрызнули или язык остудили...
Ужас, жилец моей памяти, выйди наружу издохнуть!..
Ангелы вы лучезарные, кто и за что вас, невинных, в геенну низринул?
Брошены, плакали вы, но никто не упрашивал вас замолчать,
Ибо не слышал никто. Ибо ласка руки обезжизненной безжизневела.
Только природа, безумица злая, с двуногим скотом - исполнителем воли ее,
Были б в ответе, когда б с них спросили ответа...
Жалкие, плакали вы, ибо в мире не стало любви.
Память о ней вам осталась от предков, иначе бы не осознали утраты.
Птицы умолкли - откуда вам знать это? В черных вы криках взросли.
Воды ручьев не прозрачны, не пенятся - что же их так замутило?
Те, что зарезаны над колыбелью, - они ли когда-то в объятье сплелись, подарившем вам жизнь?
Те, что на кладбище свалены грудами, - ваши ль сородичи это?
Те пепелища повсюду - селеньями ль были, богатыми честным трудом?..
Минули дни, смерть устала, и те же - недавно терзавшие - руки
С запада вам принесли свою страшную веру и черствого хлеба кусок.
Лживых посевы семян в ваши юные души они заронили,
Именем Господа в пропасть вели и лукаво сулили спасти.
Милостынею бросали обноски вам тело прикрыть - еще юное, слабое тело.
Сети плели уловить лебединую вашу невинность,
Ныне грозя не отточенной сталью, а грешным корыстным символом
Веры своей, серебро и поддельную дружбу неся уготованным вновь на закланье,
В якобы доброй улыбке клыки приоткрыв и, как смерть, затевая паскудство, -
Кровь была наша в кадильницах их - и, как ладан, сгорая, дымилась...
Чашу их лжемилосердья, где влаги на донышке, мы наполняли слезами,
С горьким стыдом преломляя ценою позора добытыехлебы.
Слово Христа извратили, прославили вероучение рабства,
Жизни младые пустив на фундамент задуманным биржам и банкам.
Страшное прошлое, пепел и кровь были вам колыбелью.
Реками кровь проливалась - рабов и героев - на землю родную;
Кровь наших братьев и предков, не ты ли - Армянское Море?
Племя живучее, племя горючее, жгучею плетью бесчестья исхлестано, племя,
В вечных цепях, их разбить и низринуть хотело, низринуть хотело
Цепи навеки, подняться хотело, свой голос возвысить хотело,
Голос возвысить хотело - и жить, и творить, - и светло возродиться хотело,
Чтоб красота поднялась на крови, чтоб восстала к отваге Отчизна,
Гордая прошлым - кровавым и доблестным, горьким и честным, -
Ибо и в первохаос человечества гласом златым - громче бурь над землею - вливалась,
Ибо дерзала и пела, и войны вела, и великие строила грады в дни мира...
Ибо свой светоч несла, ибо сеяла, правила, билась, мечтала,
Ибо хотела стать жизнью - не мнимою жизнью, но жизнью, исполненной истинной жизни...
Не прикасайтесь руками к чужому, храните оружье в руках, берегите готовность...
Ныне в юдоли развалин - на наших развалинах - наши враги нам внушают
Грех себялюбья и, значит, - предательства... Сироты, скорбное племя,
Пасынки жизни, была колыбелью вам смерти утроба.
Но праведность нашего дела,
Праведность нашего знамени, нашего братства - для вас и за вас воздаянье,
Ибо и воля у нас - цвета крови. И кровью окрасим отмщенье.
Праведный меч воздымаем во имя спасенья и правды.
Праведный меч воздымаем во имя свободы и веры.
Праведный меч воздымаем во имя сиротской Отчизны.

УМЕРШИЙ ГОЛОДНОЙ СМЕРТЬЮ

(Перевод В. Топорова)

О древнее поле армянское и безмятежные добрые всходы!
О щедрая нива и сад изобильный, и пастбище, полное жизни!
О мрамор в ущелье, розы в саду, и сады под полуденным солнцем!
О влага забвенья - вино, о взывающий к памяти предков обыденный хлеб!
О райские кущи цветов и растений, и птиц, и прелестного птичьего пенья!
К кому, как не к вам, незабвенным, потерянным, горько взывать,
Отчаянно плача, отчаянно и безнадежно мечтая...
Заря, вся в огне, свои алые лилии в голубизне бесконечной открыла,
И гордый петух новый день своим кличем серебряным провозгласил...
Проснулись деревни, свирель сладкогласо сзывает на жизнь, как на праздник,
Стада потекли по холмам, на которых к извечной работе очнулись уже медоносные пчелы.
Поет тишина, и трепещут цветы, и бутоны - как взоры святых.
И мельница, вся белотелая и неуемная, речь плодородья заводит,
Купаясь в волнах, ослепительной пеной катящихся с горных вершин.
О дивное изобретенье времен баснословных, несущее радость и градам, и весям!
По мху, как по шелку, ручьев нагота засверкала,
И камни, подобные древнему капищу, ладан струят к небесам.
И девы, подобные мраморным статуям, с легким кувшином идут к бриллиантам колодцев.
Другие склоняются к розам, чтоб спеть о любви новорожденной, вторя соловкам в саду. Обильная жатва грядет, по-евангельски счастливы люди.
Природа, чреватая семенем тяжких трудов человека, а сам он, восторгом труда опьянен,
Сошлись на полях. И крылами надежды наплечные косы блистают.
Сбывается благословенье. Сегодня - заря освящения жатвы.
Молись за Природу, за Матерь-Природу, в молитве уста отворяй.
Нам тысячекратной, о Жатва, явись - нам и всем, кто на этой земле обитает.
Да будет чужак и сородич, наш друг или недруг, добряк и злодей, по желанью его награжден.
Гряди насыщением, Голод, гряди утолением, Жажда.
Нельзя не молиться об этом - такая молитва пребудет святой,
И Запад с Востоком, и Север и Юг, каждый род, каждый злак, каждый труд человеческих рук осеняя.
Молитва светла и чиста, и сладка и, как ладан, летит в небеса;
Молитва с улыбкой уста отверзают работникам в чаянье честном.
Лобзают друг друга колосья - и ветер лобзает их все,
Снуют в золотом, чуть колеблемом море проворно серпы земледельцев.
Снопами, вязанками к вечеру небо сверкает земли,
А неба земля озаряется звездным дождем человеческой мысли.
Кончается день и уходит, и память об утре и песнях уносит с собой. Попарно, быки величавые возле гумна золотую молотят пшеницу.
Работают мельницы, светят огни, не коптя, -
Вот смысл, вот причина, вот цель, вот закон, чистота, мощь и тайна стремительной жизни...
О мысли, о призраки, болью из ран вы сочитесь моих!
И сон мой из пепла предательской, преданной яви родится.
Смотрите, кладбищем стали родные поля,
И хрип родников, в землю втоптанный, напоминает предсмертные стоны.
Нельзя не заплакать с кровавою влагой ручьев, омывающих черные камни развалин.
Нельзя не заплакать, терновником желтым, забившим пшеницу, свое истязая чело
И черное карканье в мертвенном небе железною песнью внимая.
Раскинули тощие руки сухие деревья вокруг,
Как будто, под бурей, идет - и посмертно - сраженье друг друга казнящих скелетов.
Лесами ненастье обстало дороги, верша полуночный разбой,
Деревни круша и срывая с крестьянских построек прогнившие крыши,
Взрывая могилы, гробы разверзая - ив воздухе птиц растерзав.
Меж тем из пещер вопли хищных зверей вторят песне насильственной смерти...
Не стало ни жатвы, ни тех, кто пожнет, ни земли, куда можно посеять.
Мычат, умирая, быки. Умирают, вослед за цветами, и травы.
Соха, что в хлеву позабыта, все ждет (хоть не будет) весны.
Петух замолчал. И заря, как армянская кровь, прожигает земные глубины.
Бесчисленных бедствий печальное шествие с каждой идет стороны.
Там плачут, там бьют себя в грудь, там в отчаянье ищут хоть признак, хоть призрак надежды.
Поля прежних жатв нынче праздны, хоть политы кровью они.
И молятся так: "Добрый боже, помилуй голодных, природа, помилуй голодных..."
Труп мельника пляшет в волнах, и снуют жернова, как летучих гробов вереницы.
Ты, мельница, мелешь отныне лишь ужас, и крики, и смерть,
Вгрызаясь в себя самое, чтоб не плакать в безумье над ними.
Беззубые рты страшноглазых младенцев мнут сохлую грудь матерей -
Вы, матери, вы не ослепли, но стали бесплотнее тени...
Дорога - но в пропасть, забвенье - страданьям предел;
Но нет ни забвенья, ни смерти, хоть смерть призывают, как раньше взывали к спасенью.
Дрожащие старые женщины в черных косынках, ваш стон...
Над пеплом развалин под варварской кровлей рассвета,
Над пеплом погибели, страха не зная, печетесь, трудясь, обо всех
И жалкие доли сиротского хлеба печете...
Да, призрачны толпы бредущих со стоном по этой земле,
Стучащихся в двери врагам и друзьям, богомольцам и грешникам, за подаяньем.
Еще раз попросят, еще раз поплачут - и вот умирать.
Прося, умирать, умирая, просить, - для голодных сливаются просьбы и смерть воедино.
Те волосы рвут, а у этих струится из глаз раскаленный свинец,
А третьи молчанием смерти себя окружили при жизни, конечным, как саван.
Четвертые роют ногтями кровавыми ставшую каменной землю,
А пятые в ямах могил, труп на трупе, навалены черною грудой.
И несть им числа... тем, кто в пропасти ищет растенья и корни...
И несть им числа... тем, что в страшную пляску пустились в обнимку с безумьем...
И несть им числа... тем, что к мертвым, напившись их кровью не досыта, снова крадутся...
О мысли, о призраки, болью из ран вы сочитесь моих!

ИЗ ГЛУБИНЫ ТЮРЕМ

(Перевод В. Топорова)

Ныне семь струн моей лиры, настроенной гневом и скорбью,
Стоны и мысли мои, очи брата, порыв одержимого верой
Вам принесу, вам я стану кадить, вас я стану будить, мертвецы,
Вас, беглецы, вас, изгнанники и каторжане, вас, узники тюрем,
Вас, в промежутках меж смертью и жизнью влачащие смерти подобную жизнь,
Вас, кто одет не железной броней справедливости, а кандалами позора...
Искрами бьет Воздаянье из глаз ваших вещих - но искрами слез.
Горестно мне обращаться к вам, жалким, тоскующим, - вам улыбаться, -
Вам ни надежды, ни вести о ней в подземельную тьму не снеся...
Годы и годы идут; и армянские зори цветут алой кровью заката,
Алою кровью героев, страдальцев, святых - и разбитых врагов,
Годы и годы идут; и армянские зори на пепле и вере священной восходят, -
Но ни луча в вашу тьму, ни души в вашу скорбь, ни лобзанья мгновенного уст
В ваши остылые склепы лучом милосердья, шептаньем заветного слова...
Знаю, как скалится темень безжалостных ваших темниц,
Что за жестокие сны в черепа вам клыками вонзились,
Что за страданье и что за любовь, что за буря бушует в сердцах,
Что за надежда, как небо, над вами, чей голос, чей хохот, какое молчанье
Смешаны в адском порядке узилища годы, века напролет,
Как, в голове вспыхнув болью, безумье в дрожащие руки уходит, -
Вот по лугам вы идете - свободно по вольным лугам,
Вот, как река, к вам навстречу спешит синева небосвода...
Ваши глаза увлажняет армянской земли красота.
Ваши уста, пересохнув, к родным родникам потянулись.
Поле пшеничное морем колышется, хлеб накипает волной,
Сад полон сладости ежеосенней и щедр на даянья...
Трепетом смерти пронизана тишь. Еще шаг, еще два, еще три -
Солнца, и солнца, великие солнца тогда воссияют...
Кровь ваша в жилах кипит: где-то, знаете, ждут ваших губ
Губы другие - и слезы готовы нахлынуть, гася своей сладостью пламя бессильных рыданий,
Где-то есть руки, перстами простертые к вашим вискам,
Где-то есть память, есть дом, есть очаг, есть родник и ручей торопливый.
Где-то есть сердце, есть радость, есть лето, есть жизнь наконец.
Ветер судьбы, еле слышный, врата приоткроет - и внутрь вы войдете на ощупь:
Кровь у порога не смыта и ласточка с крыши поет.
Тени застывших в молитве и руки, раскрытые чуду навстречу, -
Криком бездонным ответите вашей чудесной, как некогда, но погребенной души,
Криком отчаянья, звоном цепей и пленением десятилетним,
Звоном цепей на костях ваших, треском бессильных костей...
Горе, о горе - и память, и дом, и очаг, и родник, и родное лобзанье -
Все ниспадает в подземную тьму потаенных узилищ, -
И только здесь, где и Время само неподвижно застыло, стенанья становятся истинно скорбны...
Здесь преисподняя муки, казнящей не насмерть, но к смерти тем явственней жизнь приравнявшей,
Здесь, где Свобода глядится в могильно безглазую темень,
Здесь, где слеза, вытекая наружу, жжет мозг изнутри своим гноем,
Здесь, где в насмешку жгут мясо и кости в насмешку ломают, -
Здесь пребываете, злобно отторжены ото всего, чем горели,
Здесь умираете, здесь вас казнят в темноте, -
Тех, кто однажды, в день Славы, Истории и Героизма,
Первым восстал, чтобы Зло и законы его сокрушить,
Тех, кто мечтал себя в жертву отдать на алтарь Справедливой Идеи,
Тех, кто за нас и для нас со смертельным сразился врагом,
Тех, кто, спасая от рабства Народ, сам попал в непосильное рабство...
Где ж наш ответ? наши руки? решимость? оружье? кувалды, чтоб цепи разбить?
Наша любовь? наша совесть? наш путь в подземелья? наш гнев, ниспадающий с неба?
Где они? Где и когда мы осмелимся в бездну сойти,
Чтобы ее сокрушить, чтоб разрушить, чтоб вызволить наших героев,
Двери и цепи лобзая, - священные именем их?..
Узники, нас вы любили сильней, чем себя, - и от этой любви да родится Проклятье!
Где наша смелость? Где гнев? Воздаянье великое - где?